Одной из ключевых фигур модернистской прозы является ирландский писатель Джеймс Джойс.
В его психологическом эссе «Джакомо Джойс» отразились автобиографические мотивы: это был художественно-дневниковая летопись истории одной любви, пережитого Джойсом в Триесте к юной ученицы Амалии Поппер.
Автор использовал в эссе характерные черты поэтики модернистских произведений, в первую очередь, «потока сознания» — художественного средства изображения внутреннего мира человека, состоит в непосредственном воссоздании «изнутри» течения ее размышлений, переживаний, настроений как сложного психологически сознательно-подсознательного процесса; своеобразный способ фиксации и выражения самые скрытые составляющих этого процесса, один из ведущих приемов литературы модернизма.
«Поток сознания» нередко называют и расширенным внутренним монологом. Для, него характерны подчеркнутое внимание к духовной жизни личности, спонтанность возникновения мыслей и образов, отсутствие четкой последовательности, сочетание сознательного и бессознательного, рационального и чувственного, повышенная эмоциональность, уменьшение роли автора в пользу «я» героя, непрерывность процесса внутренней деятельности личности, глубинный психологизм т.д. Стилистически «поток сознания» проявляется в синтаксической неупорядоченности вещания, использовании невласнепрямои языка, повествовательной манеры, реминисценций, лирических отступлений, ассоциаций и т.д. Художественное время в этом потоке есть время «жизни души» литературного героя, который может вмещать в себя не только прошлое, настоящее и будущее, но и желательно, воображаемое, желанное.
В самом названии произведения слово «Джакомо» является одновременно итальянским аналогом английского «Джеймс» и самоироничного намеком на знаменитого Джакомо Казанову.
Эссе насыщенное заимствованиями из текстов Библии, Шекспира, Ибсена, что свидетельствует о интертекстуальность произведения, порождает своим перекликание с другими текстами новое содержание.
В произведении нет привычного сюжета: текст построен мозаикой мелких, связанных между собой лишь эмоциональным настроем фрагментов. Показывая различные ипостаси героини, автор не раскрывает его внутренний мир, он остается непостижимым. Чувства же рассказчика, многообразие оттенков, их динамичность, напряженность глубоко раскрываются через широкую связь с мировым литературным контекстом (опора на тексты Библии, Шекспира, Ибсена); благодаря этому достигается эффект сочетания эйфорического, текучей чувства с вечным и незыблемым.
Джакомо Джойс
Цитата:
Кто? Бледное лицо в рамке тяжелого душистого меха, ее руки застенчивые и нервные. Она носит пенсне. Так: короткая речь. Краткое смешок. Краткое поклип век.
Ажурная вязь почерка, вытянутое и хорошо, обозначенное тихим презрением и смирением: молодая благородная личность.
поднимаюсь на легкой волне прохладной разговора: Сведенборг, псевдо-Ареопагит, Мигуэль де Молинос, Иоахим Аббас1. Волна перешла, ее школьная подруга, выгибая свое гибкое тело, мурлычет на безкостому венском варианте итальянского: Che coltura! 2 Продолговатые веки неожиданно вздрагивают: жгучая игла взгляда дрожит и жалит из фиолетовых зрачков.
Высокие каблучки постукивают пустоту на звонких каменной лестнице. Холодный дух замка, развешаны латы, грубой работы железные канделябры на завитках извилистых резных лестниц. Стук-тукит каблучков, резкий и пустой звук. Некоторые внизу хотел бы говорить с вами, сударыня.
Она никогда не сморкается. Форма разговора: меньше ради максимум.
Взлелеяна и созрела: воспитанная подбором родовых браков и созревшая в теплице замкнутости его расы.
Рисовый лан у Верчелли3 в розовом летнем мареве. Поля ее унылого шляпки затеняют ее фальшивую улыбку. Тени пятнают ее фальшиво улыбающееся лицо, разгоряченное от тяжелого розового сияния, серые, цвета вакцины тени под скулами, желтоватые пряди вокруг потных бровей, желчный сарказм подстерегает в мертвенность ее глаз.
Цветок, подаренная ею моей дочери. Мягкий подарок, хрупкая дарительница, хрупкое блакитновенне дитя4.
Падуя далеко по ту сторону моря. Тихое середньовиччя5, ночь, тьма истории6 покоится под луной на Piazza della Erbe7. Город спит. Под арками темных улиц у реки глаза шлюх выслеживают запоздалых прохожих. Cinque servizi per cinque franchi8. Темная волна чувств, снова и снова, и снова.
Мои глаза не зрят сквозь тьму, мои глаза не зрят,
Мои глаза не зрят сквозь тьму любви.
Опять. Достаточно. Темная любовь, темное желание. Достаточно. Темнота.
Сумерки. Пересекая piazza9. Серый полумрак опадает на широкие шалфейные луга, тихо ронячы тень и росу. Она идет вслед за матерью с неуклюжей грациозностью, кобыла ведет свое жеребенок-лошичку. Серая сумрак мягко окутывает изящные и стройные бедра, покорную склоненную нежную шейку, совершенной формы череп. Сумерки, спокойствие, разочарование … Эй! Стайничий! Агей-но. 10
Батюшка и девочки летят с горы верхом на санках: Большой Турок и его гарем. Плотно закутанные в шапочки и пальтишки, туфельки ловко зашнурованы крест-накрест поверх теплого сладострастного язычка, короткая юбочка обтягивает круглые шарики колен. Белая вспышка, пушинка, снежинка:
Если она поедет снова. Я бы видеть хотел — 11
Выбегаю быстро с табачной лавки и зову ее по имени. Она оборачивается и, остановившись, слушает мои суетливые слова об уроках, часы, часы, уроки: и медленно ее бледные щеки воспламеняются приветливым Опалев румянцем. Нет, нет, только не пугайся!
Мио padre12, она выражает простые знаки внимания. Unde derivatur? 13 Mia figlia ha una grandissima ammirazione per il sue maestro inglese14. Лицо старика, привлекательное, румяное, с подчеркнуто еврейскими чертами и длинными белыми пейсами, обращается ко мне, пока вместе спускаемся с холма. О! Хорошо сказано: вежливость, доброжелательность, любознательность, доверие, подозрение, естественность. Старческая беспомощность, уверенность, открытость, изящество, искренность, оговорки, пафос, сочувствие: совершенная смесь. Игнатию Лойола, Скорее, помоги мне!
Это сердце больное и грустное. Распятый любовью?
продолговатые, развратные, растлении уста: моллюски темной крови15
Летучая туман над холмом, когда я вынырнул из ночи и грязи Неподвижная туман на влажных деревьях. Свет в верхней комнате. Она одевается, чтобы идти на спектакль. Призраки в зеркале. Свеч! Свеч!
взлелеянное создания. В полночь, после музицирования, всю дорогу по via San Michele16, нежные слова. Осторожнее, Джеймсе! Ты никогда не ходил по ночным улицам Дублина, вихлипуючы другое имя? 17
Трупы евреив18 гниют вокруг меня в плесневые их святого поля. Это могила ее народа, черный камень, тишина без надежды … Этот сводник Мейзелем привел меня сюда. Он вон за теми деревьями стоит с покрытой головой над могилой своей жены-самогубници19, удивляясь, как человек, спала с ним в одной постели, могла прийти к такому концу. Могила ее народа и ее собственная: черный камень, тишина без надежды: все готово. Не умирай!
Она поднимает руки в попытке застегнуть на спине свое черное платье. ей не удается, нет, ей не удается. Она молча придвигается спиной ко Мне. Я поднимаю руки помочь ей: ее руки опадают. Я беру податливые края платья и стягивает их, чтобы застегнуть, я вижу в отворот черной ткани изгиб ее тела, вгорнутий в оранжевую нижнее рубашку. Бретельки бегут по ее плечам якорными канатами и медленно спадают: гибкое гладкое голое тело переливается серебристыми чешуйками. Рубашка медленно опадают с холеного точеного серебра стройных ягодиц, обнажая заглибинкы между ними, тусклая серебряная тень … Пальчики, холодные и бесстыдные и трогают … Прикосновение, осязание …
Слабое, жалкое, беспомощное и прерывистое дыхание. Но напрягись и услышь голос. Воробышек под колесницей Джаггернаута20, сотрясая стрясач земли. Пожалуйста, господин Боже, великий господин Бог! Прощай, большой мир! ..
Aber da ist eine Schweinerei! 21
Высокий подъем ее изящных бронзового цвета башмачков: шпоры холеной в неволе птицы.
Леди идет шаг-еще-шаг-еще-шаг. Чистый воздух горной дороги. Триест медленно просыпается: сырое солнечный свет над кучей крыш коричневой черепицы, запах тестюдоформу; сообщество клопов в прострации ждет национального освобождения. Belluomo22 поднимается с постели женщины любовника своей жены, озабоченная домохозяйка возбуждена, терноока, блюдце уксуса в ее руках … Чистый воздух и тишина горной дороги; скбкы копыт. Девушка верхом. Гедда! Гедда Габлер. 23
Лавочники предлагают на своих алтарях первые фрукты: лимоны в зеленоватых крапинках, ценные черешни, оганьблени персики с рваной листвой. Тележка проезжает мимо ряда полотняных палаток, его спицы вращающихся в блеске и сиянии. Дорогу! ее отец и его сын сидят в коляске. У них совиные глаза и совиные мудрость. Совиные мудрость глядит из их глаз, помножуючись наукой их Summa contra gentiles24.
Она думает, итальянские господа были правы, когда вытолкали Этторе Альбини25, критика Secolo, из партера за то, что он не поднялся, когда оркестр играл Королевского марша. Она слышала об этом за ужином. У! Они любят свою страну, если только они достаточно уверены, которая это страна.
Она слушает: достаточно здравомыслящий незайманиця.
Юбка закатанные неожиданным движением колена: белый кружевной край нижнего рубашки задрать сверх меры, паутина чулок на ногах. Si роl? 26
Неторопливо подпевая, легко награю27 вялую песенку Джона Довланда28. Горечь розлуки29: мне тоже горько уходить. Тот возраст присутствует здесь и сейчас. Здесь открыты от тьмы вожделения глаза, потому потьмарюють рожевиння востока, их мерцание — это ряхтиння пены, покрывающей выгребную яму двора плаксы Джеймса30. Вот есть янтарные вина, умирающие потоки сладкого воздуха, гордая павана, благородные женщины, которые заигрывают к вам из своих балконив31, вицмокуючы ртами, вонючие деревенщины и молодые жены, что, игриво опираясь, снова и снова сжимают в объятиях своих пожаданцив.
В сыром тумане весеннего утра еле слышные запахи плывут утренним Парижем: семена, промозглая опилки, горячий хлебный замес: а когда я пересекаю Pont Saint Michel, стально-голубые воды канала охлаждают мое сердце. Они плюскотить и набегают на остров, на котором человек живет еще от каменного века … Рыжеватая мрачность просторной огромной церкви. Холодно, как и то утро: quiafrigus еras32. На ступеньках дальнего высокого алтаря, голого, как Тело Господне, лежат священники в прострации слабой молитвы. Голос невидимого чтеца подымается, интонируя урок Осии: Hаес dicit Dominus: in tribularione sua mane cotmirgent ad me. Venire er revertumur ad Dominum … 33 Она стоит рядом со мной, бледная и холодная, спеленали тенями греховно-черного нефа, ее локоть в моей руке. Ее плоть вызывает дрожь того сырого туманиючого утра, нишпорливи фонари, жестокие очи34. Ее душа полна печали, дрожит и, вероятно, будет плакать. Плач не по мне, дочь Иерусалим!
Я толкую Шекспира толковому Триесту35: Гамлет, цитирую, который сама простота и вежливость до благородства, является грубым только с Полонием. Возможно, истерзанной идеалист, он способен видеть в родителях любимой только гротескные попытки природы воспроизвести ее образ … Записали?
Она идет передо мной вдоль коридора, и, пока она идет, узел ее волос медленно разворачивается и. рассыпается. Волосы, медленно разворачивается и рассыпается. Она не знает об этом и идет передо мной проста и надменная. Вот так же она шла перед Данте в своей простой гордости, и такой же, не затрагиваемой кровью и насилием, дочь Ченчи, Белтриче36, шла на смерть:
… Завяжи
Мой пояс мне, и затяни эти волосы
В узел простий37.
Служанка говорит мне, что они вынуждены были сразу же забрать ее прочь в больницу poveretta38, и что она так страдала, так страдала, poveretta, это же определенная смерть … Ухожу от ее опустевшего дома. Чувствую, что еще немного, и заплачу. О нет! Этого не произойдет, в одну минуту, ни слова, ни взгляда. Нет, нет! Адская моя удача, конечно, поможет мне.
Прооперированная. Нож хирурга вошел в ее лоно и отступил, оставляя после себя на ее животе свежий неровный рубец. Я вижу ее темные, полные страдания глаза, прекрасные, как глаза антилопы. О жестокая рано! Похотливый Бог!
Снова в ее кресле у окна, счастливая разговор, счастливый смех. Птичья щебечет после бури, счастлива, что ее маленький, глупенький жизни выпорхнуло из цепких пальцев эпилептического господина и создателя судьбы, щебечет счастливо, щебечет и чирикает счастливо.
Она говорит, что если бы Портрет художника был искренен только ради самой искренности, она бы спросила, почему я ей дал его читать. Или спросила бы, спросила бы? Книжная девушка.
Она стоит у телефона, одетая в черное. Короткие смущенно смешки, короткие вскрики, поникшими речь неожиданно прерывается … Parlero colla mamma … 39 Ты где? Куд-куда-где? Смуглое цыпленка напуганное: неожиданно прерывает, короткие смущенно вскрики: оно плачет по своей мамку, опытной наседкой.
галерки. Подмокшие стены сочатся сыростью. Симфония запахов сплавляет в одну кучу беспорядочные человеческие формы: прокисли вонь пазуху, выжатых апельсинов, оттаявших телесных кремов, туалетной воды, серный дыхание густо сдобренным чесноком ужина, зловонные газы, дешевые духи, насыщенный пот готового к замужеству и замужней женщины, затхлый запах мужчин. .. Весь вечер я наблюдал ее, всю ночь я буду видеть ее: заплетены и уложенные волосы, и оливкового цвета овал лица, и спокойные, мягкие глаза. Зеленая лента на ее волосах и зеленым вышитая платье на ее теле: как растение в теплице или сочная трава, волосы могил.
Мои слова в ее мозгу: холодное шлифованное камней, канет в трясину.
Те тихие холодные пальчики касались страниц, уродливых и прекрасних40, на которых мой стыд гореть вечно. Тихие, холодные и чистые пальчики. Или они никогда не ошибались?
Ее тело не имеет запаха: это цветок без запаху41.
На лестнице. Холодная хрупкая рука: застенчивость, тишина: темные, полные истомой глаза: усталость,
Кольца сизого тумана клубятся над вересковым степью. Ее лицо теперь серое и мертвенное! Влажное взъерошенные волосы. Ее губы мягко касаются, ее прерывистое дыхание пронизывает. Поцеловала.
Мой голос умирает в эху собственных слов, умирает, словно усталый мудростью голос Вечного зова, что отозвался был до Авраама42, отдаваясь на холмах. Она откидывается на подушки у стены, как одалиска, роскошная в своей непознанности. Ее глаза выпили мои мысли: и моя душа, растворяясь, струится внутрь влажной, теплой радушной и соблазнительной темноты ее женского естества, и наполняется, и проливается обильным семенами …. Теперь берите ее, кто хочет … 43
Случайно встретил ее, выходя из дома Ралли44, когда мы оба подавали милостыню слепому нищему. Она ответила на мой неожиданное поздравление, взглянув и отведя прочь свои черные василисков глаза. Е col suo vedere attosca И ‘йотой quando lo vede45. Спасибо, что замолвили слово, мессир Брунетто.
Они постеляють мне под ноги ковры для Сына Чоловичого46. Они ждут моего прихода. Она стоит в желтоватыми тени зала, плед уберегает от холода ее округлые плечи: и когда я останавливаюсь в изумление и оглядываюсь вокруг, она холодно приветствует меня и идет вверх по лестнице, выплескивая на меня за миг вялым в пол глаза взглядом крепкий агатовый отвар своей злости.
Мягкая скомканные штора горохового цвета заслоняет окно. Узкая парижская комната. Только здесь лежала парикмахерша. Я целовал ее чулок и оборку ее черной запыленной юбке. Но это другая. Она. Гогарти47 приходил вчера, хотел, чтобы его представили. А все «Улисс». Символ интеллектуальной совести. Итак Ирландия? А человек? Шагает по коридору в мягких тапках или играет сам с собой в шахматы? 48 Почему нас здесь оставлены? Здесь только лежала парикмахерша, сжимая мою голову между своими шаровидными коленями …. Интеллектуальный символ моей расы. Слушайте! Пустоту и темноту свергнуто. Слушайте! 49
— Я не уверена, что такая активность ума или тела может быть названа нездоровой.
Она говорит. Слабый голос из-за холодных звезд. Голос мудрости. Скажи! О, скажи снова, сделай меня умным. Этого голоса я никогда не слышал.
извивается по направлению к меня-через всю скомканную комнату. Не могу двигаться или говорить. Кольцеобразное переползания зорероднои плоти. Прелюбодеяние мудростью. Нет. Я пойду. Я пойду.
— Джим, любимый!
Мягкие губы сосут, целуют меня под левой мышкой: кольчатый поцелуй зажигает мириад сосудов. Я горю! Я скручуюсь, словно горящий лист. Из-под моей левой подмышки бухает икласте пламени. Звездная гадюка поцеловала меня: холодная ночная змея. Мне конец!
— Норо! 50
Ян Питере Свелинк51. Причудливое имя старого голландского музыки заставляет все звучать странно и как издали. Я слышал его вариации для клавикорда в стиле старой школы: «Молодость имеет свой конец». В неясном тумане старых звуков появляется слабая точка света: язык души, кажется, услышат. Молодость имеет свой конец, этот конец здесь. Этого больше никогда не будет. Ты хорошо знаешь. Что тогда? Да пиши, чтобы тебе, пиши! Ибо что ты еще способен?
«Почему?»
«Иначе я не смог бы видеть тебя».
Скольжение — пространство — годы — звездная крона — и тусклое небо — застылость — и еще глубже застылость — застылость уничтожения — и ее голос.
Non hunc sed Barabbam! 52,
Пустота. Голое помещение. Тусклый дневной свет. Длинное черное фортепиано: гроб музыки. По его краешке балансирует дамский шляпка, украшенная красными цветами, и зонтик, составлена. ее герб: шлем, поле красное и тупой копье, поле чорне53.
Мораль: любишь меня, люби и мою зонтик.
[1] Эммануэль Сведенборг (1688-1772) — шведский ученый-натуралист, мистик, теософ. Псевдо-Ареопагит — Дюнисий Ареопагит — первый афинский епископ, которому приписывалось оспорено еще во времена Возрождения авторство ряда теологических сочинений. Мигуэль де Молинос (1628-1696) — испанский мистик и аскет, который проповедовал мистически созерцательное отношение к жизни, пассивность, полное подчинение Господней воле. Иоахим Аббас (1145-1202) — итальянский теолог.
[2] Какая культура! (Итал.).
[3] Верчелли — город на северо-западе Италии.
[4] Парафраз стихотворения Джойса «Цветок, подаренная моей дочери», написанного в Триесте 1913
[5] В оригинале гут присутствует игра слов, middle age — возраст творческой зрелости, а Middle Ages — средние века.
[6] В «Улиссе» история станет «кошмаром», от которого один из героев пытается проснуться.
[7] Пьяцца Делиль Эрбе — «Площадь трав», рыночный площадь в Падуе.
[8] Пять услуг за пять франков (итал.).
[9] Майдан (итал.).
[10] выкрики Марцелла и Гамлета, когда они ищут друг друга в сцене с Призраком.
[11] Несколько изменены строки из стихотворения английского поэта-сентименталиста Уильяма Каупера (1731-1800) «Джон Gilpin».
[12] Мой отец! (Итал.)
[13] Откуда бы это? (Лат.).
[14] Моя дочь очень увлекается своим учителем английского.
[15] В «Улиссе» Стивен Дедал также обращается за помощью к Лойолы в эпизоде девятом «Сцилла и Харибда», когда выстраивает свою хитроумную схоластическую теорию творчества и жизни Шекспира.
[16] На улице Сан-Мжеле в Триесте жила Амалия Поппер,
[17] Речь о жене Джойса, Нору Барнакль.
[18] Речь идет о еврейском кладбище в Триесте.
[19] Действительно, жена некоего Филиппо Пейсела, Ада Хирш Мейсел, закончила жизнь самоубийством 20 октября 1911
[20] Джиггернаут («владыка мира») — в индуизме особая форма Вишну-Кришны. С 24 праздников в честь всего сторонников в Ратхаятра — прохождение колесниц. Многие в экстазе бросается под колесницы и погибает.
[21] Но это свинство! (Нем.).
[22] Красавчик (итал.).
[23] Гедда Габлер — героиня одноименной пьесы Г. Ибсена, которая символизировала для Джойса молодость и порыв.
[24] «Сумма против язычников» (лат.). Известный труд Фомы Аквинского. В данном случае речь идет о Талмуд: Джойс иронически намекает на «неверное» языческое вероисповедание евреев.
[25] Этторе Альбини (1869-1954) — музыкальный критик римской социалистической газеты «Аванти!» Джойс ошибочно называет его критиком газеты «Секоло». Выступал против монархии, национализма и фашизма 17 декабря 1911 на концерте в «Ла Скала», что давался в пользу итальянского Красного Креста и семей солдат, убитых и раненых в Ливии, когда заиграли гимн, Альбини демонстративно продолжал сидеть, протестуя против колониальных войн , которые тогда вела Италия.
[26] «Вы позволите? (Спотв. итал.) — Первые слова пролога к опере Р. Леонкавалло «Па ¬ яцы», которые произносит Тонио. Это попытка Джойса иронически снизить собственный образ — образ влюбленного Джакомо.
[27] Джойс, как и его отец, имел замечательный тенор и увлекался музыкой. В Ирландии его, уже признанного литератора, продолжали считать певцом. Он попросил положить на музыку свой поэтический цикл «Камерная музыка» и очень любил сам исполнять песни, похожие на арии елизаветинской эпохи.
[28] Джон Довланд — английский лютнист и композитор.
[29] Так называли во времена Возрождения прощальные песни.
[30] Речь идет о короля Джеймса (Якова) Стюарта, имя которого связывают с угасанием духа Возрождения.
[31] Речь идет о лоджии Ковент-Гардена, площади в Лондоне, построенные 1630
[32] «Потому что было холодно» (лат.) — цитата из Евангелия от Иоанна.
[33] Так говорит Господь: «В скорби своей они с раннего утра будут искать меня и говорить:» пойдем и навернемося к Господу .. «(лат.) (» Книга пророка Осии «, где описывается месса в Страстную Пятницу.)
[34] Ассоциативно описывается сцена предательства Христа.
[35] Лекции о Шекспире Джойс читал в Триесте с 4 ноября 1912 до 10 февраля 1913
[36] Речь идет о героинях Данте и Шеллли.
[37] Реплика Беатриче из пьесы Шелли «Ченчи».
[38] Бедненькая (итал.).
[39] Поговори с матушкой (итал).
[40] Вероятно, парафраз реплики ведьм из первой сцены «Макбета» Шекспира: «Прекрасное — безобразное, и безобразное — прекрасное».
[41] Возможно, образ навеяно шекспировским рядышком с 130-го сонета «Тело пахнет так, как пахнет тело».
[42] Речь идет о мистических разговора Авраама с Богом (Книга Бытия).
[43] Этот отрывок встречается и в «Портрете художника в юности», и в пьесе «Изгнанники».
[44] Барон Ралли — известный гражданин Триеста, имевший дворец на площади Скорола.
[45] Именно созерцание ее отравляет смотрящего на нее «(итал.). Фраза из трехтомной энциклопедии средневековых, знаний Брунетто Латине «Книга сокровищ», где говорится об опасности взгляда василиска.
[46] Иронический парафраз на сцену въезда Христа в Иерусалим.
[47] Оливер Джон Гогарт — ирландский поэт, известный врач, друг Джойса, который стал прототипом Бака Маллигана в «Улиссе».
[48] Речь идет и о мужчине Амалии Поппер и о герое «Улисса» Леопольда Блума, прото ¬ типу которого стал отец Амалии, Триестский негонилит Леопольд Поппер.
[49] Появление «Улисса» вызвала неоднозначную критику. В отрывке звучит полифония суд ¬ жений Дж. Б. Шоу, Т. С. Элиота, Р. Олдингтона, Г. Уэллса.
[50] Имя жены Джойса и героини драмы Г. Ибсена.
[51] Ян Питере Свелинка (1562-1621) — нидерландский композитор и органист.
[52] «Не его, но Варавву!» (Лат.).
[53] Описывается родовой герб В. Шекспира.