Реальные и фантастические картины чернобыльской трагедии в поэме Ивана Драча "Чернобыльская мадонна"
Знаешь ли ты, мир, как сизо рыдает полынь,
Как тяжело, как тоскливо моему народу болит!
/ Б. Олейник, "Семь" /
Испокон веков в колокола били тревогу, созвали людей вместе бороться против беды или предотвращать ее.
В разные времена тревожно звонили колокола. Разные времена, разные причины трагедии, а горе созвучно: и в Чернобыле, как на войне, гибли люди.
Колокола Чернобыля … От них веет горьковатым запахом полыни. Или дымом? Сама атомная смерть не имеет ни цвета, ни запаха … А леса мертвые, а села пусты.
Упала звезда Полынь …
Чернобыль (полынь) — название лекарственного растения. Страшная ирония-город с такой мирной и дружелюбной названием стало символом страшной беды. И уже звучит как "черное билл", то выжжено, высушенные, мертвое.
Этом общем горю посвящена поэма И. Драча "Чернобыльская мадонна".
Чернобыль — и Мадонна. То даже не вяжутся вместе эти слова. Мадонна — Богородица — Мать. Хранительницей называли ее русичи. На ее образ молились, ей составляли гимны композиторы и поэты, ей посвящали полотна живописцы. И вот — еще одно полотно, нет, скорее со-плач о страшной драме небольшого города над Припятью.
Нет у меня слов …
Молчание тяжело душу залива …
И жестами немой возговорив …
Пусть жестами, но сказать должен.
Иван Драч верен себе: сложные образы, чередование рифмованных строк с белым стихом и даже с прозой.
Перед нами мадонна (женщина), на плечи которой свалилось бремя последствий чьего преступного недосмотра, ставший несравненным бедствием для всего народа. Мадонна, у которой выпадают волосы, которая сходит с ума, родив нездоровую или мертвого ребенка.
В толпе Крещатикской дня
Ты босая шла, ты, седая Екатерина.
Какой напиток ты в апреле тот пила,
Когда, заквитла сыном, ты ходила?
От Ирода себя не уберегла —
тебя накрыла и нечистая сила.
Сколько матерей потеряли тогда и взрослых молодых сыновей! Как на войне …
За мудрость всемирную глупых академий
Платим бессмертием — жизнью молодым.
Если и есть в этом преувеличения — оно вызвано отчаянным болью поэта, который всегда воспринимал горе народа, как собственно, и никогда не молчал. Всеми своими клетками он чувствует, что рядом с теми пожарными, которые первыми бросились в атомный ад горит и его сын.
Тот Огнен крест, а на нем и в нем
Пылает мой сын в кольце огненные,
Потому атомные гвозди засажены в руки,
Потому губы горят от адской муки.
Ведь этих ребят растили матери не ради смерти, а ради жизни! То пока же будут безумствовать наши матери?
После атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки на камнях остались отпечатки — силуэты людей, которые сгорели, оставив свою тень. Не на такую тень стала похожей женщина из раздела "Солдатская мадонна "? Ребята рубят и закапывают отравлен лес, а каждое утро на песке появляются следы босых женских ног
Мы пускали овчарку
Не берет она босой тот след.
Так кто это — еще одна мадонна, реальность, или дух?
Генерал надеется:
Мать я взял из деревни,
А она мне из Киева
Третий раз уже босса убежала …
Не без бьет тревогу тревога поэта. Годами после самой трагедии продолжают умирать люди — от онкологических заболеваний щитовидной железы, от лейкемии. При такой беде медицина зачастую бессильна. Не могло же население трех крупных областей зарыться на три фута в землю, как женщина, о которой вспоминает И. Драч в своей поэме, или завернуться в целлофан, как баба с коровой.
Где найти километра целлофана
На рукотворное Киевское море
Или хотя бы на Десну заколдованную,
С какой Киев пьет воду?
А Чернобыльская мадонна "смотрит в душу", "жжет глазами до дна", она вырастает в символический образ.
Заканчивается поэма торжественно-печально и по-человечески тепло:
Кто же там седую посмеет занимать?
Соль познания — это плод покаяния …
Несет седая чернобыльская иметь
Эту планету … Это больное дитя!
Несут на руках целую планету матери … Так, может, нам всем необходимо задуматься над тем, что делать, чтобы это "дитя" не было таким больным?