Природа и человек в творчестве Ивана Драча
Сначала посмотрим, в каких условиях возникла поэзия Ивана Драча. Поэзия, а лирика в первую очередь, не могла не уловить тех огромных сдвигов, происходивших в науке и технике, меняли представление человека о мире, в котором она живет, перестроили человеческую психологию, создавая привлекательные утопии о благах технизована цивилизации. Кто тогда не поддался соблазнительном влиятельные этих чар физики, биологии, кто не поверил, что математизация проникнет даже в искусство и будет найден алгоритм поэзии, музыки, скульптуры.
Но со временем пришло разочарование. Так, человек расширил границы своего присутствия, подавая сигналы своего могущества Вселенной. С ее иллюзиями пришлось с грустью прощаться, литература поставила кардинальный вопрос, до сих пор остается актуальным: для чего будут использованы могущество знаний и технической мощи человека, чем служить открытие физиков, генетиков, — на благо или во вред, созидания или разрушения, единения или расстройство ? .. Именно в этом ключе надо понимать основную мысль поэмы "Нож в солнце", которая в свое время вызвала столько споров.
Сама сюжетная основа поэмы проста и прозрачна. Лирический герой произведения, получив земное благословение, полетел в космос спасать Солнце от коварного ножа Мефистофеля. Этот "вечный черт" "в модерном костюме" взялся также влить в сердце героя яд неверия, отобрать у него историческую память. Но герой, идя на подвиг, берет с собой все земное, готов победителем умереть "на золотом щите" спасенного им Солнца.
Новаторство И. Драча состояла и не в отрыве от традиций, даже принципов поэтики его предшественников, а в обогащении, обновлении этих традиций погружением в новую реальность мира, в стремлении освоить ее приметы, ввести их в систему метафор.
Именно отсюда и "седой сумм", и "тополей девичьих золотистые стрелы", и "оранжевое шепот", и кружение спутника "кругом лица" и многие другие неожиданных, не раз природным, а не раз искусственных и деланым метафорических сочетаний. Установка на то, что поэзия должна вбирать в себя все реалии, понятия современного мира и современного мышления человека, должна предельно интелектуализуватися, поскольку универсальность слова способна выразить всю полноту духовного самовыражения человека, — это руководство полно проявилась в сборниках "Подсолнух" (1962) и "Протуберанцы сердца" (1965).
Откуда берутся драчивськи "протуберанцы сердца"? От тичининсь кого "красных солнц протуберанцы". "Повстанцев солнца" молодой поэт снял с их космической высоты и поселил в человека, в его сердце, сделал признаком вечного беспокойства и неутомимой деятельности для торжества справедливости, счастья, добра, солнечной силы сердца:
Летит проклятие в зимний сон, —
Мы розкутурхаем в поединке
Человеческий гранит, человеческий гудрон
Багровым громом силы той,
Что нас розчахуе из добра, —
Так бьют из сердец протуберанцы —
Повстанцы солнца … Боль умирает
В грандиозной сонцетанци …
Солнце здесь — шкала нравственных ценностей: чистое и простое "солнце веры", "солнце грусти — с вожжами на храпа", "солнце грусти", из которого вырастает "жестокая мудрость", поэт взамен солнца требует сердце как самую соразмерные цену, требовал полноты самоотдачи человека за радость бытия на земле. Осознание настоятельной потребности жить по высшим законам красоты и правды выступает у Драча не просто как лозунг, призыв, — оно прпринятый глубоким драматизмом.
Боль за сестер, чья "быть или не быть" безвозвратно умерло, усиливаясь и нарастая, уже звоном звучит в "Похоронах председателя колхоза" (поэма-трагедия "Нож в солнце").
Прощайте, фермы!
И вы, волы умные!
И пугливые лошади в траурной одежде,
И чистое солнце, и люди, и письмо кленовый!
И вы, машины, и ты, колодезь верна!
Прощай, дорого! И вы, волы умные!
А ты, Бетховен, прости меня за то,
Что я не имел времени прийти к тебе,
Что знаю я симфонии полей,
Но твоей никакой не знаю.
Прости меня, Бетховен, за это.
Критик Ю. Суровцев в предисловии к книге стихов И. Драча "Солнечнuй гром", изданной на русском языке, справедливо писал, что в болях, горести героев, лирически подчеркнутых автором, чувствуется "мечта — о времени, когда должно" хватить жизни "и на "симфонии полей", и на Бетховена ". Такой вывод подтверждается соотношением в творчестве поэта высоких общечеловеческих ценностей с тем, что создано безымянными тружениками. И здесь нет никакой нарочитости, несоизмеримости величин: для поэта главным является мнение о том, что великие произведения мастеров основывались на народной основе и становились общечеловеческим достоянием. Недаром в "Балладе о Сарьяна и Ван Гогов" такие неожиданные аналогии:
Вспаханы возрасте смуглые лица:
Аграфены, Феклы, Татьяны и Анны —
Сарьян в платках,
Ван Гоге в юбках,
Кричевские с потрескавшимися ногами.
Они, эти женщины, белят и рисуют обычные сельские дома, но поэт убежден, что без этих домов, без этих "Парфенон соломенно-русых" не было бы "взвешенных музыки гранита", не целились бы в лазурь "витражей веселые стаи" и что забвение народных основ порождает чудовища "кирпича, железа и стекла", которых "Пренебрежительно отвращается небо с холодными звездами" ("Архитектурный диптих").
Одна из характерных особенностей развития И. Драча как поэта, самая примечательная черта внутреннего "сюжета" его лирики заключается в том, что острота впечатлений, действительно ненасытная жажда видение, ощущение, погруженность в поэтическую традицию находятся в неразрывном единстве с такой же невтоленною жаждой интеллекта, стремлением осмысливать пути и последствия научно-технического прогресса. Стихотворение "К истокам" пронизывает та же идея, что и "Балладу о Сарьяна и Ван Гогов" и другие произведения сборников "Подсолнух" и "Протуберанцы сердца" — идея народных источников настоящего искусства, идея высокой благородства души народа, аристократизма крестьянского корня . И все же, когда сравниваешь "Балладу о Сарьяна и Ван Гогов" со стихотворением "К истокам", видишь, на первый взгляд, незначительное, но все же заметную разницу между ними. Она заключается в изменении принципа подхода, угла зрения на предмет. Если в первых книгах позиция поэта следует из современной реальности, то, начиная от "Баллад будней" (1967) и "К истокам" (1972), точка зрения смещается в сторону источников, к естественной последовательности ("Корень и крона", 1974) .
Что привело к такой перемены? Поэт почувствовал справедливость мнения, что тяжелее получить признание земляков. Он осознал, что поэт не может ограничивать себя только одним каким читательской аудиторией, только кругом интеллектуалов, и что он должен искать путь к самому широкому кругу читателей, а значит, свои художественные искания сделать "доступны-шими людям", ибо "без читателя нет поэта , нет поэзии ". Кроме этого, во взгляде на мир сквозь призму космических скоростей и синхрофазот Рона, который сначала был таким новым, необычнымм, неожиданным и обещал столько открытий в поэзии, постепенно стала определяться предел. Сколько раз, например, цитировались строки поэта, в которых так по-молодому загонисте было высказано захвата "фотонными крыльями" космического возраста:
Но я уже скорее умру,
Чем из ракеты в авто пересяду.
Что это?
Музыка буйных форм
Лама строгие тонкие пилястры
А возраста адского шторм
Производит с прямого волнистые?
Сначала о ракете. В ней невозможно находиться постоянно, приходится пересаживаться в авто. Да и не только у него. В памяти каждого не стерся еще, пожалуй, факт, о котором рассказывалось на страницах "Комсомольской правдu": журналист из Дальнего Востока решил пройти от Владивостока до Москвы пешком и преодолел этот путь за год. Наиболее сильные шим его впечатлением от этой длительной и нелегкой путешествия было: как велика наша земля, какие безграничные ее просторы, какое богатство ландшафтов и какие интересные переходы времен года с изменениями цветов, перелетами птиц … А было это осуществлено в то время, когда поэты объявили нашу планету маленькой ("шариком"). Земля не изменилась, изменилось, а во многом збиднилося наше восприятие ее, наше знание о ней на уровне наблюдения природы, живых, непосредственных контактов с ней.
Теперь — об интеллектуальном новаторство. Оно тоже имеет свои пределы, и недолго пришлось ждать, когда "орбиты" и "реторты" стали превращаться в такие же поэтические штампы и стереотипы, которыми до того были "соловьиные рощи" и "Журавлиный ключ". Дело, впрочем, не в штампах: они Драчу не угрожали. Просто поэт все глубже сознавал, что общечеловеческий прогресс невозможен без сохранения исторической памяти, преодоление земного тяготения не может быть полезным и плодотворным для человека без равновеликой силы тяжести к родной земле, народу и того, что он создал, иначе человека проглотит бездна бездуховности. Так же искусство не может успешно развиваться, основываясь на голом рафинированный интеллектуализм: мотор "сконструированной" метафоры, какой бы изощренной она ни была, быстро заглохнет; затруднен образ будет мертворожденный, если он не опирается на жизненную материю, на человеческий характер, на стихию родного языка …
Книги "Баллады будней" и "К истокам" (имеются в виду новые произведения, вошедшие в этот сборник) можно назвать переломным в творческой биографии И. Драча, в них отчетливо проявились следы переориентации, говоря словами самого автора, от "баллад ДНК" к "баллад будней", от затруднено ассоциативного образотворення к образности, ориентированной на фольклорную символику. Это был во многом переходный, может, даже переломный период.
Итак, как бы не осознавала человек всех парадоксов современного мира, всех вопиющих противоречий его, всех проявлений, когда достижения науки были использованы против гуманности, он, человек, не может существовать вне этого мира, не может освободиться от него, как от собственной кожи. На что же ей опереться в своем принятии науки, технической цивилизации? Это уже вопрос социально-нравственного плана. И. Драч намагав ся дать на него ответ в поэме "Нож в солнце", ответ четкий и убедительный.